Когда бойцы Дениса поняли, что мы удираем, они открыли по нему пальбу. И повредили переднюю ось. Но ты не волнуйся: ты успеем доехать до водохранилища. Если взрыв произойдет в воде — никто не пострадает.
«Если…» — подумала Настасья.
Её дед давал указания двоим охранникам Нового Китежа, которые возились теперь с дверьми отцепляемого электровоза — торопливо блокируя их то ли ломами, то ли какими-то рычагами.
— Но почему тот человек, который нас встречал — этот ваш Дюпен — решил убить и тебя, и Алексея Федоровича? — Настасья знала, что раненый Берестов-старший находится теперь в медицинской палатке, разбитой неподалеку от железнодорожных путей. — Он умом повредился? Или, может быть, эти ниндзя Розена его загипнотизировали?
— Сергей Ильич Черенков — ну, Огюст Дюпен — должен был получить полный контроль над поездом, если бы и я, и мой отец перешли в мир иной. Вот, наверное, он и не выдержал искушения. Очень захотел стать единственным владельцем и бенефициаром Нового Китежа. Он-то и передал людям Розена необходимые для побега инструменты. И, несомненно, сообщил, в каком вагоне состоится сходка. Хотя потом он устранил бы их вместе с Розеном: никто не должен был помешать ему овладеть Новым Китежем.
— Для чего? Чтобы брать деньги с прибывающих пассажиров?
— Хорошо, если так. — Макс как-то странно на неё поглядел.
И Настасья поняла: Дюпен мог бы стать миллиардером, если бы продал колберам хотя бы половину своих пассажиров.
— Тогда повезло, — сказала она, — что Денис его застрелил.
Макс помрачнел, и Настасья подумала: связь между двумя братьями была куда более крепкой, чем они оба считали. О том, что Денис Молодцов приходился Максу единокровным братом, Настасье успел сказать дед — пока Макс бегал в свое купе за пустой капсулой для экстракции. Той самой, при помощи которой она украла когда-то облик своего Ивара.
«Теперь Ивар и Макс — это одно целое», — подумала она.
И тут же какая-то другая её часть — та, что поселилась в черной дыре на месте её сердца, прибавила: «И теперь ты потеряешь их обоих — навсегда».
— Хотел бы я знать, почему Денис выстрелил именно в него, — сказал Макс. — Не понял, что Дюпен больше не заодно с нами — со мной и с моим отцом?
— Может быть, — сказала Настасья, — он понял, что не сумеет выстрелить в тебя.
Но тут Макса позвал её дед, и тот отошел, махнув ей на прощанье рукой:
— Скоро увидимся! Не волнуйся ни о чем!
И Настасья попыталась разобраться, из-за чего её обуяла такая тоска: из-за страха во второй раз потерять Ивара — пусть даже в другой ипостаси? Из-за боязни, что её дед не переживет этой поездки?
А потом она вдруг осознала: это всё из-за того, что Макс так и не поцеловал её на прощанье. И какая глупость была — переживать именно из-за этого! Тот их единственный поцелуй — тогда, на собачьей площадке, — он был вроде как не совсем всерьез.
«Это для Макса он был — не всерьез», — сказала себе она.
Она почти не заметила, как к ней подошел дедушка — с какими-то обнадеживающими и успокоительными словами. И не помнила, что ответила ему сама. Только тогда, когда уже загудел аккумулятор отцепленного электровоза, она поняла: отъезжающие забыли кое с кем попрощаться.
— Гастон! — позвала Настасья. — Гастон, мальчик!
Но ньюф не подбежал к ней. Она принялась крутить головой и успела увидеть, как черный пес с разбегу запрыгивает в приоткрытое окно — в передней части электровоза. Из окошка этого на порядочное расстояние разносился характерный запах освежителя воздуха.
2
Профессор понимал, как тяжело сейчас на душе у его спутника. И всё же — он должен был задать свой вопрос.
— Вы уверены, что правильно определили местонахождение Маши? — обратился он к Максиму Берестову.
— Его определил не я — системный администратор Дениса, — сказал тот. — И передал информацию начальнику его службы охраны.
Из всех участников ночной поездки в вагоне-кухне едва ли половине посчастливилось выжить. Вместе с Розеном погибли все его ниндзя, а из охранников Молодцова уцелели только трое. Однако начальник его охраны оставался снаружи. И был захвачен людьми Огюста Дюпена — тоже покойного ныне — вместе с немногочисленными уцелевшими сподвижниками. Предатель Дюпен хотел разделаться с Молодцовым и его людьми ничуть не меньше, чем с отцом и сыном Берестовыми. Как видно, видел и в Денисе огромное препятствие на пути обладания бронепоездом.
— А вы, — продолжал Максим Берестов, — очень быстро убедили этого человека сотрудничать с вами. Вы пистолетом ему пригрозили, что ли?
Профессор подумал: если бы понадобилось, то пригрозил бы. Однако ему требовался гарантировано живой помощник — который исполнил бы всё то, что ему прикажут. На случай, если сам профессор не сумеет из этой поездки вернуться. Он и не рассчитывал особо, что вернется. Если бы он мог, то и Максима Берестова отговорил бы ехать с ним на электровозе к водохранилищу. Однако тот уперся: заявил, что одного профессора не отпустит. И оставалось только уповать на то, что хотя бы Берестова-младшего он спасти сумеет. Иначе — всё теряло смысл.
— Пистолетом я ему не угрожал, — сказал он. — Просто нашел убедительные аргументы. Он сказал бы мне, и как обезвредить бомбу — если бы знал сам. И я очень рассчитываю, что вас, Максим Алексеевич, мне тоже удастся убедить…
Но раньше, чем он договорил, они с Берестовым услыхали громкий нетерпеливый стук. И оба чуть не подпрыгнули на месте.
Звук доносился из узкого коридорчика, ведшего в кабину машиниста. Локомотивом управлял автопилот, и профессор с Берестовым тут же из кабины выскочили.
— Похоже, мы кого-то заперли в туалете, — удивленно проговорил Максим.
Он шагнул к узкой дверце санитарного модуля, запираемой снаружи, отодвинул щеколду на ней — и в тот же миг распахнувшаяся дверь едва не сбила его с ног. Профессор мгновенно, не думая, выхватил из-за пояса маузер — но сразу же и опустил его.
Из туалета выскочил Гастон — и тут же облапил своего хозяина, а потом еще лизнул его раза три или четыре в лицо. И тот ничего — не возражал. Вроде как даже был доволен. Возможно, радовался, что пес признал его в новом обличье. Но потом он всё-таки своего ньюфаундленда пожурил:
— Да зачем же ты сюда пробрался, мальчик? Ты должен был оставаться с Настасьей.
— А он и оставался со мной, — донесся из санитарного блока голос, от которого у профессора упало сердце. — Точнее, это я решила остаться с ним — первым сюда пробрался он.
И в коридорчик